и вчера напилась…

и вчера напилась, и сейчас упаду,
но глядит на меня старый друг какаду,  —
он, припомненный некогда Аней,
до сих пор розовеет сквозь строчки пером,
потому что впечатан словами в потом
и теперь никогда не устанет.

потому, в безъязычье своём утонув,
силюсь что-то сказать  и, что твой стеклодув,
ухожу до последнего в выдох  —
чтобы выплыть из собственных мёртвых морей,
немоту на слова обменять поскорей,
стать свободной в каких-нибудь идах.

Молитва

Все шевелимся, людишечки простые.

И от злата охрани нас, и от пули —
Не Тебе ли, Государыня Мария,
Все просторы снеговые присягнули.

Не забыть мне сей молитвы, хоть умри я.
Этак голуби талдычат «гули, гули» —
Охрани нас, Государыня Мария,
И от злата охрани нас, и от пули.

Потому что до сих пор ещё живые,
Потому что Ты да мы одна Россия
(Не Сама ли в том просторам присягала),

Слушай, слушай что твердят уста сухие:
Пал огонь на нас, спаси от злого пала,
Пал огонь на нас, спаси, спаси, Мария.

В защиту очевидности

Знаете, я человек по уши погрязший в своем выдуманном мирке, и чем-чем, а политикой давно уже не интересуюсь — даже на выборы не хожу. Мне бы все стишки читать да иногда сочинять их, а не новостями интересоваться. Скучно. Ибо чертово колесо повторяемости российских политических реалий достаёт даже хуже обыденной жизни. Однако же крики в защиту невинноосужденной мученицы (а заодно и всех остальных мучеников типа Ходорковского со товарищи) достигли, благодаря всемогуществу Интернета (зомбоящик-то я давно уже не изволю смотреть) и меня.
Крики сии были громогласны, причем как «за», так и «против», и доносились отовсюду, мешая мне мирно флудить на всякие другие, преимущественно литературные, темы.
Как вы, наверное, уже поняли, я толкую о деле Светланы Бахминой. В письме в ее защиту, направленном Президенту, старательно подчеркивается ее порядочность и чуть ли ни нищета, — ездила вместо положенного по статусу «мерседеса» на «девятке». Этот факт привел меня в особенное умиление, однако прочтение списка должностей Светланы Петровны и особенно подробностей судебного процесса развеяло умиление аки утренний туман. И подпись свою под воззванием главе нашего государства я поставила уже по другим, хотя тоже достаточно банальным, соображениям.
Почему же умиление развеялось? Некоторый практицизм, увы, не позволяющий мне окончательно переселиться в горние выси и обитать на воздусях — пережиток какой-то просто, честное слово. Не совсем оторванная от жизни, я не могу поверить, что человек, сделавший карьеру вроде той, что сделала героиня моей статьи, мог быть бедным. Смотрите сами — ещё в 1992-1997 годах Светлана Бахмина работала юрисконсультом, старшим юрисконсультом в компаниях «Скандекор Россия», «БФК» и «РОСПРОМ». Как Вы понимаете, работала не за «спасибо», да и вряд ли ее приняли на такую работу «с улицы». То есть зарабатывала она, по идее, вполне прилично, играла по правилам, установленным большим российским бизнесом для себя же самого. А в мае 1997 года пошла на повышение — стала трудиться в нефтяной компании «ЮКОС» начальником сектора договорно‑правовой работы, начальником отдела корпоративного права, заместителем начальника юридического управления. С 1998 года была членом совета директоров ЗАО «ЮКОС Эксплорейшн энд Продакшн» — управляющей компании ОАО «Юганскнефтегаз». Мыслима ли была в те годы порядочность в бизнесе? Честное исполнение, надо признать, не очень лояльного к предпринимателям законодательства, честная уплата налогов государству? Можете побить меня камнями, но я считаю, что нет. И что осудили Светлану Бахмину хотя и показательно, но справедливо.
Другое дело, что осуждать надо или всех, или никого. Но несправедливость эта относительная — то, что все виноваты, но не все осуждены, вину с уже осуждённых за настоящие, реальные прегрешения никак не снимает. И сидеть бы Светлане до конца, если бы не одно властительное «НО». Преступницу, будь она хоть матерью-героиней власти, конечно, посодют, однако в законе прописано право на милость, право на досрочное освобождение — и это правильно, так и должно быть.
Мать должна быть рядом со своим ребенком. Это аксиома, биологический закон. До подросткового возраста мать нужна своим детям более всего остального человечества вместе взятого. И никакая тетка, даже родная, её не заменит никоим образом. У Бахминой двое маленьких детей, не говоря уже о том, что она ждёт третьего. Так что законное право на досрочное освобождение она имела. Однако суд ей в освобождении отказал.
Тут мы вступаем на достаточно зыбкую почву, потому что кроме милосердия есть еще и справедливость, и она вопиёт о том, что воры, подобные ЮКОСовским сидельцам, должны сидеть в тюрьме до конца. Наши бизнесмены зарабатывали деньги на людях. Кто может сказать, сколько детей не родилось или умерло во младенчестве, потому что их родителям не платили зарплату,или из-за разрушения в торговых войнах бизнеса градообразующих предприятий, вообще лишившего людей работы? Сколько детей выросло из-за этого больными, полуобразованными, с искалеченной судьбой? То-то и дело, что точной цифры не скажет никто. Вина эта, разумеется, неочевидна — человек просто сидел в уютном кабинете, подписывал разные бумажки, перекидывал туда-сюда деньги, предлагал решения. Но она есть, эта вина большого бизнеса, она ощущается, в особенности же ощущается самими пострадавшими, самим народом. Именно потому общество наше даже в таком, вроде бы очевидном, деле, раскололось. Многие, несмотря на обвинения в людоедстве, твердят что вор должен сидеть в тюрьме, даже если это мать двоих детей и беременная женщина.
И все же я поставила свои завитушки под письмом в её защиту, несмотря на то, что считаю её виновной. Дело в том, что милосердие, по моему мнению, вообще по природе своей несправедливо. Однако отказ от него ведет личность (и общество в целом) к расчеловечиванию. Выбор, когда жалеешь лишь достойного жалости (то есть невиновного), изначально порочен именно тем, что достойных жалости в нашей жизни как бы крайне мало. Виновны, хотя и в разной степени, все, кроме совсем уж бессловесных и беззащитных. Сегодня ты не жалеешь Бахмину (воровка), завтра — соседа по лестничной площадке (пьет), послезавтра — уличную кошку (гадит, зараза). Освенцимы начинались с таких вот крошечных, как будто бы не значащих ничего, внутренних выборов.
И потому, даже поставив подпись, я, совершенно аполитичный человек, с волнением слежу за этим делом. Мне хочется верить, что Россия преодолеет совершенно справедливую свою обиду, что российский Президент проявит силу духа и помилует Светлану Бахмину, несмотря ни на какую реальную степень ее вины. И что вслед за Бахминой помилуют таких же как она — беременных или с маленькими детьми преступниц, осужденных не за убийства. Конечно, каждый случай индивидуален, далеко не всех можно выпускать на волю, и все-таки. Мы должны научиться прощать. Это, я считаю, защитит нас от очередной диктатуры гораздо эффективнее самых на вид развитых демократических структур.
Напоследок, ссылка, по которой Вы можете пройти и проголосовать. Или же проигнорировать ее. В любом случае Вы сделаете свой выбор.

http://bakhmina.ru/

русалка

придонные, слепы и немы воды,
придавлены собственным страшным весом.
кому-то дают от всего свободу,
кому-то велят прогуляться лесом.

русалочий омут — буль-буль, товарищ.
венок заплети-ка, сестра старшАя —
по рыхлому пеплу своих пожарищ
жених твой бредет почерневшим раем.

уже не креститься ему с размаху —
на пепле едва ли восславишь Бога.
я вижу, сестрица, седую сваху,
у нашего севшую у порога.

скажи, дорогая, что ты согласна.
хорош твой жених молодецкой статью —
так солнце когда-то сияло ясно
(не помнить о том бы, вовек не знать бы).

под солнцем мёртвых покойно спится, —
затянет тина лицо ему и
пристанет горе, глухая чтица
к другому, слабость свою почуяв…

а я со свадьбы тишком на берег,
на камень сяду осклизлый, — это
совсем не страшно (хотя, не верь мне),
и — терпеливо дождусь рассвета.

От серости будней…

От серости будней, от самогниенья
Мы Гамлетом грустным, Офелией бледной
Сбегаем (твердя для себя что оленья
Жизнь,  как ни приятна — проходит бесследно,

И значит, нам надобно жить человечью,
Какую бы ни было, жизнь). Наизнанку,
Упорны, с судьбою мы вывернем встречу,
От серости дней убегая подранком…

Настойка из отпуска, солнца и лета
Едва ли поможет нам, бывший мальчишка —
Остаться ребенком, придурком, поэтом
Для взрослого, знаешь, пожалуй что слишком.

И близится время, когда будет мокро —
Спектакль до конца доиграют герои,
Слеза за слезою, слеза за слезою…
И вспомнит ли нас город наш — теремок — рой?

Салага

Первое время ломало меня не по-детски.
После — привыкла и плакать совсем перестала,
Хоть иногда, почитав нехвалебные рецки,
Я поминаю праматерь любого начала.

Эта молитва давно на устах ежедневно.
Верю, оценит Господь прилежание дщери:
В райских селениях важной особой — царевной
Буду гулять или там златовласою пери.

Чтоб ни одной не слетало с накрашенных губок
Рифмы, я Музой согласна, с ленцой (для затравки)
Тыкать поэтов ночами то нежно,  то грубо
В мятую немочь рифмованной ими же справки

О сумасшествии. Ну а сейчас, к сожаленью,
Тупо карябаю скучные-скучные строчки,
Порчу над ними своё не эльфийское зренье
И не поставлю никак окончательной точки…

Но предвкушаю как стану, пока что салага,
«Дедом» матерым (пускай и в обличии девы) —
Как поструится по лбам, пересолена, влага,
Как побредут по бумаге направо, налево

Те, кто потом возымеет несчастье родиться,
Русский букварь, по складам продираясь, осилить:
Буду тогда, обратившись из пери в Жар-Птицу,
Их погонять — не придется скучать простофилям 🙂

Бессонница

я ночью села на постели,
на старом, точно мир, диване.
текли минуты еле-еле
из жизни поскучневшей дряни.

какая драма, Боже правый,
следить за этим утеканьем
(иль за расклацанною клавой
искать чужого пониманья).

хотелось плакать, но за стенкой
храпела старенькая мама.
саднила содранной коленкой
ночная дурочкина драма.

молчала дурочка, так рыба
молчит перед своим же клевом.
но даже гибель, даже гибель
казалась дуре делом плевым.

луна предметно говорила
о всякой-разной хренотени.
светить с особенною силой
зачем, зачем сейчас не лень ей?

но задавать луне вопросы
что Богу плакаться на горе —
опять всю ночь как папиросу
скурить в бесплодном разговоре.

а впрочем, к этому привычна,
не потому душа молчала —
пороть могла б любую дичь, но
как будто вынули ей жало.

и я сидела, просто тупо
следя за лунным светопадом…
ночной, такой обычный, ступор.
так, милая, тебе и надо.

Несколько банальных мыслей о поэзии

Поэт умывает слова, возводя их в приметы
Александр Башлачев

А давайте-ка поговорим на любимую всеми нами (ибо каждый заходящий на литературный портал так или иначе к этому причастен) тему? Поговорим о поэзии. Я — порассуждаю немного, а ты, многоуважаемый мой читатель, послушаешь мои рассуждения — с чем-то согласишься, с чем-то нет. Хочется верить, что дочитаешь, по крайней мере, до конца — значит, не зря тратила время, пытаясь облечь свои давние мыслишки во внятную форму. И все-таки, хотя говорить в пустоту мне неприятно, конечно, как и любому живому человеку — даже рискуя быть в лучшем случае непонятой, а в худшем — просто неинтересной, я буду сейчас достаточно откровенной и чуть занудною и в любом случае не посчитаю потраченное на создание этого эссе время потраченным зря. Но об этом — немного позже.

И сначала спросим себя: зачем человеку вообще нужна поэзия? Каждый, конечно, нашел уже для самого себя свой ответ. Но, как ни разнообразны варианты его, наиболее исчерпывающе сказал Бродский — сказал за обыкновенного человека, ибо гений и есть наш голос, голос обычных людей, почти начисто лишенных в своей жизни дара речи. Потому что жизнь часто подавляет возможность талантливо выразить себя в сфере искусства — «искусство требует жертв», оно требует времени и огромного душевного труда, а где нормальному человеку взять время и силы на этот труд? Ему жить надо! Работать, влюбляться, детей растить — тут уже не до изучения тех таинственных законов языка, не знающий которых, даже имея талант, редко идет дальше простого самовыражения в столбике рифмованных строк.
Итак, первое:

«Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь» (Иосиф Бродский. Нобелевская лекция).

И это так. Но жизнь проживается везде, не только на пикнике или на концерте Земфиры, или в семейном кругу, но и при чтении чужого стихотворения. Собственная, не навязанная никем. Автор лишь предлагает стихи, читатель же принимает их или равнодушно проходит мимо, — и невольно возводит свое или общественное суждение в абсолют. Считается, что стихотворение непременно должно вызывать некий душевный резонанс у читающей публики, и только по этой мерке меряется его ценность — вызывает произведение отклик у людей или нет.

Все это было бы верно, если бы вкус большинства из нас — это абсолютное как бы мерило — сознательно и постоянно развивался на чтении действительно талантливых произведений. В реальности же, по моим наблюдениям, все эти бродские и цветковы для читающей массы не более чем признанные имена. Их как бы читают, как бы любят, как бы ставят планкой собственного вкуса. Почему же получается так, что почти любой более-менее талантливый, однако неформатный новый автор зачастую вынужден пробиваться в толпе этих ценителей бродских-цветковых сквозь залпы ожесточенной критики? Почему на конкурсах глас народа выбирает полубездарных середнячков, игнорируя действительно стоящие вещи? Не потому ли, что мода — это всего лишь мода, даже если это мода на поэзию; что великие поэты для большинства только имена, а не старые друзья; что вкус людей в основном определяют не они?

Оставлю в стороне вопрос о том, ЧТО же на самом деле определяет массовый вкус. И озвучу первый свой вывод: вкус большинства людей никак не мерка ценности произведения. Популярность — где угодно, в сетературе ли или даже в «большой» литературе свидетельствует лишь о том, что автор или произведение на «волне» успеха, но вот останется ли хоть что-нибудь после того как эта волна схлынет, вопрос спорный. Таким образом, ориентация на некие раскрученные сейчас образцы для достижения успеха изначально ложна; она необходима лишь желающим добиться именно коммерческой цели, тем, кто с самого начала желает продаться подороже, не думая о чем-то большем, нежели деньги.

Не верите в мои слова? Что ж, приведу небольшой примерчик — двух поэтов, творивших в одну и ту же эпоху, — Демьяна Бедного и Велимира Хлебникова. Со стихами одного люди шли на смерть, но они не пережили своего автора; стихи другого, казалось бы, обреченные на забвение, (потому как не пользовались популярностью в народе), дожили до наших времен, их знают и любят довольно многие. Не знаю что может быть показательней.

Поэзия, однако, к счастью, в современном обществе почти не котируется; на стихах не заработаешь. Единственная реальная выгода от них в случае их популярности — лишь обласканное читателями или друзьями самолюбие. Но даже это — крючок, заставляющий многих и многих идти на поводу чужого вкуса. Популярно — значит жизненно. Пипл любит именно такие стиши — пипл будет хавать именно такие стиши до бесконечности. О, это, разумеется, очень часто не сознательное решение; просто «так пишется». Но пишется именно так. И интересный было автор мало-помалу исчезает; на смену приходит очередной крепкий профессионал, прекрасно владеющий техникой, но почти не способный сказать ничего нового..

Я говорю«почти»; потому что тайна творчества всегда остается тайной.

«Пишущий стихотворение пишет его потому, что язык ему подсказывает или просто диктует следующую строчку» (Иосиф Бродский «Нобелевская лекция»).

И если человек действительно поэт, одержимый цветаевским демоном слова, большой ли он или маленький, но поэт, всегда остается шанс на эту крошечную независимость и от мнения своих читателей, и от самого себя. Язык диктует, стихотворение пишет самоё себя через своего автора, и в мир приходит очередное чудо, нечто не повторимое ни сейчас, ни потом. В этот момент, момент настоящего творчества, любой автор абсолютно аморален. Есть только слова, насколько талантливо они расставлены, настолько оправдано в его собственных глазах само произведение. У всякого поэта есть такие шедевры. Загвоздка в том, что у одних это одна, от силы две вещи, и не обязательно они переживают своего создателя; у других же, внутренне не зависимых от читателей, подобных шедевров не один и не два, и, как правило, они гораздо сильнее стихов крепких профессионалов. И эти авторы растут прямо на глазах. Открывая дверь за дверью, не боясь рисковать ни в языке, ни в темах, они уходят весьма далеко — и выигрывают.

Марина Цветаева считала почти любого, от священника до медсестры, нужнее людям, чем любой поэт. Разумеется, она ошибалась; поэт, по словам Бродского, есть средство существования языка, то, что создается сегодня, обеспечивает языку жизнь на протяжении следующего тысячелетия. Поэты, по моему скромному мнению, создали человеческую культуру, потому что человеческая цивилизация основана на слове как носителе информации; создавая произведение, талантливый автор дает читателям взглянуть на мир другим взглядом, и эти маленькие, незаметные изменения в умах слушателей, а позже — читателей повлияли на духовный рост человечества не менее, чем войны и религиозные учения.

Но чувствую, что мне пора закругляться в своих рассуждениях; даже самый прилежный читатель, скорее всего, уже заскучал, а мне хочется донести до вас второй, не менее банальный вывод. Он в том, что авторы, особенно начинающие, не должны ничего бояться. Сделайте же, наконец, мерилом своего творчества не популярность, а собственное чувство языка; «следуйте ремеслу». Хотя… в творчестве любого пожалуй главенствует мотивация. Человек творит по разным причинам, и кому-то успех хотя бы в ограниченном мирке сайта или городской тусовки гораздо важнее самого языка.В таком случае никто не вправе его судить – автор хозяин своему таланту(если этот талант ,конечно,есть), — на что хочет, на то и потратит. Но есть ведь и та крайне ограниченная группа людей, кому язык, на котором они творят,едва ли не важнее собственных чувств на нём излагаемых. Вообще мне иногда кажется, что один из признаков настоящего поэтического дара –постоянный интерес к языку.Пожалуй, именно для них я и попробовала изложить эти достаточно банальные мысли и выложить их на люди.

Да, еще. Считаю что внятную толковую критику — от тех, кого уважаешь как поэтов или критиков, — все-таки нельзя игнорировать, особенно вначале, когда только учишься. Потому что можно писать по-своему, на самые неожиданные и непонятные толпе темы — но нельзя переть против законов языка и человеческой логики. Иначе получится не произведение, имеющее ценность хотя бы для будущего, более понимающего читателя, а бред сумасшедшего, в лучшем случае, или просто графомания, маскирующаяся под гениальность. То есть драгоценное время Вашей жизни будет потрачено впустую — ну что может быть обиднее.
На этом позвольте закончить.

Источники:

Марина Цветаева «Искусство при свете совести»
Иосиф Бродский «Нобелевская лекция»

Поэзия

Я всё красное любила не за то ли
что красна, солёна кровушка моя.
Эдак водку уважает алкоголик,
эдак камушек налёжанный – змея.

Как глаза мои пробегом и проскоком
по зелёному да в красный, так душа,
как этапник щеголяющая сроком,
жизнью собственной играла не спеша.

Ах, какие говорила разговоры,
ах, какие вытворяла кренделя
в пересудах, пересмешках, перекорах,
на оттёнки цвет любимый не деля.

Но чахоточные ангелы грустили,
и втихую всё зверел мой вертухай —
непорочность ослепительную лилий
Господину всей вселенной подавай.

А я красное всегда любила, в тему.
Потому, за разговорчики в строю,
мой хранитель за меня решил дилемму –
и теперь я онемевшая стою

кошачье

говорят сорить словами мастерица
я устала куковать о всем неважном
но поймите что когда прошьёт Вас спица
целый мир всерьёз покажется бумажным

что любви моей желаете по полной
угадала по расставленным капканам
но взгляните-ка пожалуйста на волны
и подумайте под силу ль они пьяным

океаны переплыть пожалуй проще
чем простую незатейливую лужу
впрочем знаете сезон сейчас у кошек
нынче кошкам непременно кто-то нужен

потому-то хоть как будто и в капкане
я кошусь на Вас слегка игривым взглядом
может Настя Вам иль Галя может Таня
но скорей лишь безымянная наяда

поиграем поиграем в поцелуи
мной напьёшься эту ночку коротая
а похмелье да кого оно волнует
Вам дружочек мой случайный не сестра я